Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]
Пушкин бросается к столу, зажигает лампу и быстро пишет, испытывая радость от решения.
12
Кабинет поэта. 27–29 января 1837 года. Музы, возникающие из света.
1-я м у з а
Как ночь прошла?
2-я м у з а
Вторую ночь спокойно
Он спит. Смятенья и тоски уж нет.
Бессонницы как не бывало.
3-я м у з а
Странно.
Ужель не помнит: нынче поединок?
1-я м у з а
Еще б не помнил; перед ним собрался,
Спокоен, светел. Рада и жена,
Таким предстал пред нею он в день свадьбы,
Отбросив муки сватовства и думы,
Чёрт догадал ему о счастье грезить,
Как будто для него он создан, мол.
2-я м у з а
Он вышел проводить жену до двери.
Ни слова не сказал, любуясь ею,
Она же, как богиня, свысока
Лишь бросив взор, беспечный и прелестный,
На зимние катанья унеслась.
Входит Пушкин.
Спокоен, весел.
П у ш к и н
(садясь за стол)
Время есть еще.
1-я м у з а
Да он, совсем забывшись, с увлеченьем
Читает. Что? "Историю России
в рассказах для детей".
П у ш к и н
(хватаясь за перо)
Чуть не забыл.
(Пишет)
2-я м у з а
Что он там пишет?
1-я м у з а
Можно, я взгляну?
(Читает.)
Милостивая государыня Александра Осиповна, крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете — уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу "Историю в рассказах" и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!
С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, милостивая государыня, Вашим покорнейшим слугою
А.Пушкин. 27 января 1837 года.Пушкин выходит с запиской и книгой, опуская их в пакет; он вскоре возвращается с Данзасом.
П у ш к и н
Как рад тебе, лицейский мой товарищ!
Однако поспеши к Д`Аршиаку.
Условия дуэли: чем кровавей,
Тем лучше. Жду тебя в кафе у Вольфа.
Д а н з а с
Ах, Пушкин, Пушкин!
П у ш к и н
Больше, милый мой,
Ни слова. Мы на поле боя, помни.
А ты ведь офицер. Будь им по чести.
Данзас и Пушкин выходят из комнаты. Музы в смятеньи.
1-я м у з а
Последняя надежда — секундант —
Исчезла, как умчалась на катанья
Прелестная жена, не чуя сердцем
Опасности, нависшей над семьей.
Данзас, застигнутый врасплох, поверил,
Что к мирному исходу нет путей,
Да поздно в день сраженья их искать.
2-я м у з а
А он и рад.
3-я м у з а
И вот, помывшись весь,
Одевшись во все чистое, спокоен
И ясен духом он выходит вон,
Как на прогулку налегке; однако,
Он тут же возвращается назад,
За шубой из медвежьей шкуры, зная
О предзнаменовании дурном;
И суеверных страхов нет в помине,
И перстня с бирюзой, подарок друга,
Не взял с собой, и худшие приметы
Его скорее радуют как будто.
1-я м у з а
Ужель он смерти ищет?
2-я м у з а
Просто он
Готов и к смерти, как и жизни, верен
Себе во всем, таким он был всегда.
Входит Наталья Николаевна.
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а
Мне показалось, видела я мужа
На санях на Неве; все возвращались;
Не собирался он, а уж, надумав,
Высматривал б меня еще в пути,
И мы б не разминулись; отвернувшись,
Сидел он в шубе из медвежьей шкуры;
Я близорука, тут же проступили
От ветра, что ли, слезы на глазах.
Я думала заехать к тетке в Зимний,
Но вдруг заторопилась я домой.
Зачем? Не нахожу теперь я места
В смущенном беспокойстве, как невеста.
(Уходит.)
Х о р м у з
В верхушках сосен ветер свищет.
У Черной речки волк матерый рыщет.
И заяц пробегает меж кустов.
И лось, задумавшись, выходит из лесов…
Чу! Выстрел! Где? У сосен за кустами.
На снег упал поэт, устами
Касаясь хлада, как спасенья.
Погиб? Лежал он без движенья
От раны роковой.
Очнувшись: "Сделать выстрел мой
Есть силы", — он сказал, дыша неровно.
Стрелял он лежа, истекая кровью.
Но глаз был верен и тверда рука.
Противник пал, хоть ранен он слегка.
От пуговицы пуля отскочила,
А то бы в грудь и, верно бы, убила.
"Убит?" — спросил поэт. — "Он ранен. Будет жить."
"Приятно, думал, будет мне его убить, —
Проговорил поэт, —
А нет."
Увы! Его ж смертельна рана.
Еще ведь не конец, и плакать рано.
В кабинет вносят Пушкина. Переодевшись во все чистое, он улегся здесь же на диване. Врачи, друзья. К ночи боли от раны становятся невыносимыми. Раздается ужасный крик.
П у ш к и н
(придя в себя)
Что ж это было? Вопль нечеловеческий.
Ужели я кричал? О, нет. Нельзя.
Несчастную жену лишь напугаю.
Да разве станет легче мне, как врач
Советует: "Кричи!", помочь не в силах.
Нет, этой малости я не поддамся.
Но, боже мой, скорей. Кто плачет там?
Музы проступают в отдаленьи.
Х о р м у з
Кто жалости из них достоин больше?
Муж, умирающий на ложе,
Или жена, в страданиях немых?
Без слез и слов в конвульсиях тугих
Вся извивается клубком, змеею,
И ноги выше головы дугою,
И сладу с нею нет, сильна, гибка, —
Безумная вакханка такова,
И в радости, и в горе беспощадна.
Повинна или нет, она несчастна
За всех за нас, сестер и муз,
И нет священней мук и уз.
Всех мук, что горьше ста смертей,
Поэт снесет, как Прометей,
Хотя он не титан могучий,
А гений чистый и летучий,
С бессмертными в сравненьи мотылек, —
Героя, точно впрок, рождает рок.
Ведь мало быть поэтом,
Чтоб в мир явиться Мусагетом.
П у ш к и н
(с явным облегчением)
Который час? А день второй. С детьми
Я попрощался и с женою тоже.
И с вами, да.
(Обращаясь к книгам.)
Прощайте же, друзья!
Все кончено.
(Приподнимаясь.)
А нет, все выше. Выше!
(Падает бездыханный.)
Музы с плачем исчезают.
ЭПИЛОГ
Святогорский монастырь. Ясный весенний день. У могилы поэта три юные барышни с букетами из полевых цветов — то музы.
Х о р м у з
В местах, где в ссылке он провел два года,
И мирная воспета им природа
В сияньи дня, во звездной мгле,
Изгнанник на родной земле
И пленник,
Сошел в кладбищенские сени.
Пусть ныне торжествует рок.
Тоску и грусть ты превозмог
Души прекрасной песней,
И жизни нет твоей чудесней!
Мир праху твоему, поэт!
Да не умолкнут в бурях грозных лет
Поэзии высокой пламенные вздохи
Классической эпохи.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Поэтов участь не нова.
Все светлое, поруганное, гибнет,
И плесенью могилы липнет
К нему хула и клевета,
И глохнет в мире красота.
А торжествует лишь уродство,
Играя важно в благородство.
Поэт! Покойся в тишине, —
В неизмеримой вышине,
Где Феб рассеивает тучи,
Как солнце, светлый и могучий,
Встает и образ милый твой,
Овеян высшей красотой.
Сюита из трагедии «Утро дней»